Ночь всегда была для неё благославлением. В это темное и опасное время суток, Бог-Солнце закрывал свои лучезарные очи, позволяя любимым слугам его заняться своими личными жизнями и продолжением рода. Но он все ещё слушал их мысли и разговоры, внимал ритуальным песням, идущим из самого сердца.
Ванесса любила петь, хоть и делала это не часто. У неё был очень красивый, звучный голос, и в те редкие ночи, когда ей удавалось выбраться во двор приюта без происшествий, она подставляла свое израненное тело лунному свету, такому мягкому и ласкающему. Скинув с себя извечную накидку, скрывающую этот проклятый сосуд, девочка разжигала костер и рисовала вокруг огня странные знаки. Она раскладывала у этих символов свежие трупы мелких грызунов и птиц, которых успела изловить за день. Складывала ладони в молитвенном жесте, желая Богу-Солнце приятных сновидений, после чего начинала петь ему колыбельные.
Это был самый первый язык, который девочка осознала и выучила. Там, в глубоком лесу, где Ванесса провела свои первые годы и где должна была умереть ещё 5 лет назад, все либо говорили на нем, обращаясь в Великому, либо молчали, понимая друг друга без слов. Никто из приютских не знал священного языка. Поэтому все они, будь то ребенок или взрослый, никогда не смогли бы стать Жути другом или кем-то хоть немного близким. Сейчас она была близка только к Богу-Солнце, даже все ещё оставаясь его нелюбимой слугой.
Остывшая, сентябрьская земля холодила голые ступни девочки. Её обувь и накидка были оставлены поодаль. Ванессу не беспокоила их сохранность, а также то, что она может простыть, разгуливая по ночам босиком. Если бы того требовал ритуал, она скинула с себя бы и простенькое платьице, подол которого кружился сейчас вокруг худого тела Жути, когда она делала в танце очередной поворот.
Каждый взмах рук, украшенных россыпью ожогов и стигмат, каждый шаг Ванессы был наполнен неистовой энергией. Она, полностью оторванная от реальности, отдавала всю себя этому священному ритуалу. Девочка не слышала чужого приближения, она почти не почувствовала удара, когда что-то неожиданное подтолкнуло сзади, направляя все её существо прямиком в ритуальный костер.
Только почувствовав обжигающее, божественное тепло, она осознала, что стоит посреди пламени, а его языки лижут её голые ноги. Другой бы на её месте сразу начал кричать. Выбежал бы из костра и принялся кататься по земле, чтобы заглушить пламя и невыносимую боль. Но это было неуважением к Богу-Солнце, и подобные поступки в мире Ванессы приговаривались к ритуальной казни виновного.
Именно поэтому, подняв руки в чёрному небу, улыбнувшись ему самой широкой и благодарной улыбкой, девочка вновь начала петь, надеясь, что возможно в этот самый момент Бог-Солнце смилостивился, и решил забрать её в свой небесный дворец. Туда, куда так давно ушли её родители и друзья, по которым она, несомненно, скучала до сих пор. Туда, куда не пустил её тот отвратительный мужчина с охотничьим ружьем.
Мальчик, стоявший перед ней, и нечаянно толкнувший её, мог подумать, что это зловещая, алая улыбка, предназначается ему. Что это угроза или может быть предупреждение. Но на самом деле Ванесса вряд ли обратила на него достаточно внимания, по крайней мере пока.
